Дневник философа. 9.07.2023. Монотеизм, нетолерантность и язык насилия (Patreon)

Уже несколько десятилетий немецкий египтолог и культуролог Ян Ассман (Jan Assmann) исследует тему монотеизма и насилия. Ключевая книга Ассмана на эту тему: «Моисеево различение или цена монотеизма» (2003). Но я рекомендую также и другие его книги. Особенно: «Исход. Революция античного мира» (2015).

Об Ассмане: https://ru.wikipedia.org/wiki/Ассман,_Ян

Лет 15 назад я делал на эту тему доклад в Киевском Летнем Богословском Институте (село Лишня).

Ссылка (на моем канале видео появилось в 2016-м, в год создания канала): https://youtu.be/40iKhzvNpRs

В 2017-м у меня вышла на эту тему статья:

http://www.irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbis_nbuv/cgiirbis_64.exe?I21DBN=LINK&P21DBN=UJRN&Z21ID=&S21REF=10&S21CNR=20&S21STN=1&S21FMT=ASP_meta&C21COM=S&2_S21P03=FILA=&2_S21STR=Fpgn_2017_26_4

И с ней недавно даже полемизировали в академических кругах: https://m.rhga.ru/upload/iblock/383/3838e42c0ccbff31684e39e011b04e62.pdf

Мои нынешние исследования вновь привели меня к этой теме и позволили открыть ряд новых нюансов и идей. С некоторыми из них я бы и хотел с вами поделиться.

В 2004 году, в Венской ратуше, Ассман вступил с лекцией «Монотеизм и язык насилия» (лекция виде небольшой книжки был опубликован в 2006-м).

Ассман начинает со знаменитого изречения Чарльза Дарвина (идущего от Аристотеля, но канонизированного Маймонидом): «Природа не делает прыжков» (natura non facit saltus). Но логика культуры как раз обратная. Культура делает прыжки (cultura facit saltus). Монотеизм как раз и был таким прыжком, революционным изменением в мышлении и практиках древних.

Конечно, можно проследить предпосылки монотеизма в различных религиях (в них часто наряду с множеством богов постулируется высший бог, единый бог). И в философии Платона трансцендентное единое (благо) превосходит мир богов, выше мира богов. Но все такие попытки представляют различные версии «инклюзивного» монотеизма (включаем множество богов в единую иерархию и во главе ставим высшего бога).

С монотеизмом Моисея (пока не будем рассматривает беспрецедентную версию монотеизма Эхнатона) в мир приходит «эксклюзивный монотеизм»: есть единый Бог. Все так называемые «боги» - это идолы, ложные божества, вера в которые должна быть радикально искоренена. Поэтому монотеизм Моисея – начало религиозной вражды, нетолерантности и религиозных войн.

Но в своем Венском докладе Ассман ставит немного другие вопросы: почему приход в мир монотеизма описывается и сохраняется в исторической памяти в языковых выражениях насилия? Ассмана интересует культурная семантика монотеизма. Его интересует не само насилие (die Gewalt), а язык насилия (die Sprache der Gewalt).

Ведь насилия – это вопрос власти, а не истины. Почему провозглашение единого истинного Бога опирается на семантику насилия, страха и греха?

Самые яркие примеры такого «языка насилия» мы находим в «Исходе» и «Второзаконии».

Возьмем для начала «Исход» 32, 25-28:

(25) «Моисей увидел, что это народ необузданный, ибо Аарон допустил его до необузданности, к посрамлению пред врагами его.

(26) И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень, [иди] ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины.

(27) И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.

(28) И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек».

Пока Моисей был на Синае, народ, ожидающий его внизу, «развратился», сделал себе (по указанию Аарона) золотого тельца и стал вокруг этого истукана танцевать и веселиться. Бог возжелал полностью истребить Израиль за это прегрешение, но Моисей упросил Бога «отменить погубление народа». Взамен Моисей провел вышеописанную акцию устрашения. Обратите внимание, что сыны Левиины убивают своих боатьев и друзей.

«Второзаконие» 13, 6-16:

«(6) Если будет уговаривать тебя тайно брат твой, [сын отца твоего или] сын матери твоей, или сын твой, или дочь твоя, или жена на лоне твоем, или друг твой, который для тебя, как душа твоя, говоря: "пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои", (7) богам тех народов, которые вокруг тебя, близких к тебе или отдаленных от тебя, от одного края земли до другого,- 8 то не соглашайся с ним и не слушай его; и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его, (9) но убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтоб убить его, а потом руки всего народа; (10) побей его камнями до смерти, ибо он покушался отвратить тебя от Господа, Бога твоего, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; (11) весь Израиль услышит сие и убоится, и не станут впредь делать среди тебя такого зла.

(12) Если услышишь о каком-либо из городов твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе для жительства, (13) что появились в нем нечестивые люди из среды тебя и соблазнили жителей города их, говоря: "пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали", - (14) то ты разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, (15) порази жителей того города острием меча, предай заклятию его и все, что в нем, и скот его порази острием меча; (16) всю же добычу его собери на средину площади его и сожги огнем город и всю добычу его во всесожжение Господу, Богу твоему, и да будет он вечно в развалинах, не должно никогда вновь созидать его».

В Ветхом Завете (в особенности, в Пятикнижии Моисея) мы можем найти множество таких мест.

То, что было для меня ново, так это попытка Ассмана и ряда библеистов (например, Экарт Отто и Отмар Кель) объяснить источники такой семантики насилия. Это семантика законов ассирийских царей, которые требуют от своих вассалов абсолютной лояльности.

В первую очередь имеются в виду Асархаддон (приблизительные годы правления - 680-669 до н.э.) и его сын Ашшурбанапал (годы правления 669-627 до н.э.).

Как показывают последние исследования, процитированные библейские фрагменты отчасти буквально копируют ассирийские тексты (причем, не религиозные, а политические). Ассирийское царство, завоевывая другие народы, требовало от них клятвы в абсолютной верности только и единственно ассирийскому царю. Такие клятвы верности должны были принести и иудейские цари в Иерусалиме. Из того же источника (политические клятвы ассирийскому царю) был взят и список наказаний (буквально – список проклятий), которые возвещал единый Бог как возмездие за нарушение обетов (см. 28 главу «Второзакония»).

Фрагменты «Исхода» (разумеется, речь идет о вставках VII века до н.э.) и главы «Второзакония» перенимают традиция ассирийских политических клятв с целью фундаментального смещения субъекта лояльности. В этих текстах абсолютного подчинения требует не земной царь, а единый Бог. Только Бог может требовать такую абсолютную лояльность и полное подчинение от человека. Иными словами, чисто политические формулы становятся формулами теологии.

Библейские тексты освобождают человека (в данном случае – народ Божий) от репрессивной политической системы земных владык. Только Богу надлежит покланяться. Перед нами глубочайшее переосмысление природы политического и оправдания политической власти.

Инстанцией оправдания власти (мы, философы, говорим об «источниках легитимации») выступает Бог. Или: источник политической власти смещается в область трансцендентного.

Как пишет Отмар Кель (Othmar Keel): «В конце VII века до н.э. распалось Ассирийское царство и возник политический вакуум. Иудейская теология, преодолевая этот вакуум, создала оригинальную идею, на основании которой требования к ассирийскому царю стали толковаться и описываться как требования к единому Богу Израиля».

Вакуум власти был, тем самым, заполнен. Но дорогой ценой. Сам Бог Израиля стал все более приобретать черты деспотического суверена, который жестоко карает всякого нелояльного подданного.

С одной стороны, перенос («транспозиция») ассирийского деспотизма на единого Бога и создание новой формы эксклюзивного (и нетолерантного) монотеизма, можно толковать как акт освобождения. Как продолжение и развитие семантики свободы в Ветхом Завете (египетский плен, ассирийское подчинение и освобождение от них).

Но, с другой стороны, эта семантика свободы ставится в опасную близость к семантике насилия относительно других религий и других интеллектуальных традиций.

В каком-то смысле (пусть и в секуляризированных формах прогрессивных идей и универсальных ценностей) эта семантика определяет и наше сегодняшнее мышление. И наши сегодняшние практики.

Язык насилия и идейного абсолютизма до сих пор является ресурсом в политической борьбе за власть и в создании образа врага.

Но об этом мы поговорим в другой раз…